Христианское понимание человека

Во всем этом широко развернулось христианское понимание человека и человечности. Но дело, так хорошо начатое, озарившее вторую половину XVIII века светом и согревшее его теплом, уже тогда же сошло со своего настоящего пути. Оно было усвоено и присвоено людьми, или стоявшими вне христианства или даже враждебными ему. Когда, например, формулы гуманности стал повторять Мендельсон, они у него уже звучали несколько по иному. Вместо идеальной всечеловечности появилось эмпирическое, реальное общечеловеческое. Вместо согласия эллина и иудея, поскольку для обоих «все и во всем Христос» , явилось требование уравнения эллина и иудея, несмотря на то, что эллин остается при эллинизме, a иудей при иудаизме, причем оба они и не помышляют о Христе. Идея равенства, к тому же понятого преимущественно в смысле частного и особенно публичного права, была отожествлена с идеею человечности и вытеснила ее. Особенно ярко это обнаружилось в тогдашней Франции. Вместо проповеди человечности пошла в ход виндикация прав человека, причем человека смешали с гражданином. «Се человек» Евангелия было заменено декларацию прав человека и гражданина. Эти права были признаны естественными и неотчуждаемыми. Они связывались с одним уже физическим бытием человека. Они считались в полном объеме присущими каждому данному человеку: се гражданин. Поэтому ему незачем специально культивировать в себе человечность. Он уже вполне культурен. Совершенство не впереди его, а уже в нем. У него нет личных недостатков. Ему недостает лишь власти, вообще награды за совершенство. Так христианский идеал всечеловечности был вытеснен льстивым культом общечеловеческого, того, что Ницше назвал человеческим, слишком человеческим. Началась «небожественная комедия», как выразился польский поэт Красинский.