Профессиональное понимание христианства

При таком не профессиональном понимании христианства вполне естественно разрешается и вопрос об источнике христианской идеологии для оценки современной культуры. Таким источником не может быть догматическое или нравственное богословие той или иной более или менее безапелляционно учащей церкви. Утверждать Roma locuta est, causa finita est — это значило бы проповедовать клерикализм, передачу всей культурной работы духовенству. Не может быть источником и священное писание в том виде, в каком его исправляет и переделывает ученая филологическая и историческая критика. Новый Завет относится с уважением к филологии, как и ко всякой вообще науке: «сколько, например, различных слов в мире, и ни одного из них нет без значения» . Для него в начале было Слово. Но это все-таки не значит, что он вручает словесности и филологии руководство жизнью. Наш источник — это Новый Завет в том непосредственном виде христианской хрестоматии, в каком его читает или знает средний человек нашей современности. В таком виде Новый Завет является вечно настоящим, так сказать, трансцендентальным документом христианского сознания, действительным и действующим с большею или меньшею степенью сознательности до тех пор, пока будет существовать и развиваться наша христианская по своим задачам культура.

Опираясь в таком именно смысле на Новый Завет, мы отнюдь не притязаем на безусловную богословскую и вероисповедную исправность. Мы не забываем, что нам не дана власть аутентического толкования, не дана potestas magisterii. Знаем мы и то, как рискованно отбивать по собственному вкусу от твердого и монолитного камня веры мягкий щебень личного, субъективного исповедания. Но мы не отказываемся также от той свободы, которая должна быть всюду, идеже Дух Господень, причем «дух дышет, где хочет» . Мы помним слова Спасителя «исследуйте писания» , «познаете истину, и истина сделает вас свободными» . Помним мы и апостольский завет: «все испытывайте, хорошего держитесь» . Помним мы и апостольское предсказание: «надлежит быть и разномыслиям» . Нам кажется, что к каждому христианину еще и теперь могут быть обращены слова: «желательно нам слышать от тебя, как ты мыслишь; ибо известно нам, что о сем учении везде спорят» . Нам кажется, что добросовестные заблуждения испытующих, пожалуй, ценнее равнодушной почтительности нерадивых: «верую, Господи! помози моему неверию» . Сознающий свои недочеты мытарь нам симпатичнее самодовольного фарисея. Мы не забываем, что и относительно оглашенных высказывается пожелание, «да и тии с нами славят». Подобно тому как Корреджио при виде картины Рафаэля воскликнул: Anch ’io son ’ pittore, «я тоже художник» , так и современный человек, сознательно участвующий в совершенствовании культуры, должен воскликнуть: «я тоже христианин», хотя бы он и не был вполне готов к испытанию по догматическому или иному богословию.