Полная дамократия

Таким образом, женщину до христианства ставили ниже человека. Она еще не человек. После христианства наступило и еще не прошло время, когда ее вздумали поставить выше человека. Она уже не человек. Женщину, и притоми как раз светскую, провозгласили дамою, т. е. владычицею, госпожою, чем-то в роде Мадонны. Она стала предметом культа. Перед нею стали становиться на колени. Ей стали целовать руки. Достаточно ее взгляда, улыбки, мановения руки в перчатке, чтобы обожатель бросился исполнять ее волю. Не только волю, но и каприз, т. е. желание, содержание и даже наличность которого никому точно неизвестны, даже самой желающей. Но что делать: желание женщины это Божья воля, се que femme veut, Dieu le veut. Словом, получается полная дамократия. Дамы торжествуют. И совершенно напрасно К светской даме принципиально относятся несерьезно. От нее требуется только, чтобы она была дамою приятною во всех отношениях, чтобы она, как выражался Монтескье, «сохраняя себя для удовольствий одного, служила еще для развлечения всех».

Превознесение женщины-дамы столь же противно духу христианства, как и унижение женщины-вещи. Оно смотрит на нее просто, как на человека: «да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно перед Богом» . Евангелие трактует женщину серьезно. Если Ренан изображал Христа как интересного мужчину, окруженного влюбленными женщинами, если Ростан представил Его на сцене почти флиртующим с самарянкою, то это не более как поэтическая вольность, для которой Евангелие не дает никакого повода. Отношение Христа к женщинам скорее можно назвать отечески заботливым. Женщине, страдавшей кровотечением двенадцать лет, и, значит, бывшей едва ли много моложе Его, Он, видя ее в страхе и трепете, сказал: «дщерь! , дерзай, дщерь» . Когда в доме Симона прокаженного женщина возлила Ему на голову драгоценное миро из алавастрового сосуда, Он истолковал это не во вкусе Ренана или Ростана, а как предварение помазания Его тела к погребению. И Он просил «оставить ее и не смущать» . Не смущал Он личным разговором бедной вдовы, пожертвовавшей две лепты от скудости своей, но, подозвав учеников своих, дискретно обратил их внимание на то, «что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу» . Он прощал или не осуждал грешниц без фарисейского негодования, но также и без идеализации падших. При этом Он много не разглагольствовал: Он только писал перстом на земле, наклонившись низко, чтобы не смущать ни грешницы, ни грешников и оставить их наедине с обличающею совестью.