Национальные монады

Другими словами, это ежедневная возможность перерешения, пересамоопределения. Благодаря национальному самоопределению вместо самодовлеющих или самодовольных национальных монад без окон и дверей, гармонически соседствующих с себе неподобными, получилась жестокая борьба из-за стремления нации самоопределять другие нации, т. е. самим определять, из кого состоят другие нации, где они должны расселиться, как они должны думать, говорить и вообще жить. Столь же показателен и опыт экономических самоопределений всяких классов, профессий, синдикатов и т. п. В вызываемой этими самоопределениями лютой борьбе не только не достигается высшая социальность, но нередко падает и почти исчезает с таким трудом достигнутая гражданственность и даже, казалось бы, почти природная семейственность.

Верховною целью и естественным плодом всякого самоопределения является социальная диктатура. Ее мягкая форма — диктатура политической партии в относительно цивилизованной обстановке демократической, парламентарной гражданственности, следующей завету Гамбетты: on ne gouveme qu’avec son parti. Ее полное выражение — диктатура класса или секты, распоряжающейся на правах победителя, считающей своею добычею свободу, имущество и жизнь побежденных. Неужели этим разрешается социальный, союзнический вопрос?

Не разрешается он и социализмом. Один французский ученый назвал это слово угрозою, превратившеюся в неопределенность. Теперь эта неопределенность опять многим кажется угрозою. Слово действительно многозначно. Но теперь оно получило очень определенный смысл. Когда-то социализм понимался как новое христианство, как наивная, но и благородная мечта о радостном и продуктивном духовном и материальном сотрудничестве людей, об осуществлении древне-греческой пословицы «у друзей все общее». Ради этого Сен — Симон призывал всех людей смотреть друг на друга, как на братьев и сделать из христианства всеобщую и единственную религию: в этой обстановке он предлагал то, что Ф. Ю. Шталь назвал «дистрибутизмом».