Избирательные голоса

Христианство не проповедует ни бесправия ни угнетения. Но пути его эмансипации, очевидно, не совпадают с путями внехристианской эмансипации. Царство грязного и грозного Калибана это не царство христианской свободы. Какое-нибудь Штаммлерово «общество свободно желающих людей», желающих неизвестно что — это не идеал христианства. Свобода, разнуздывающая эгоизм и материализм или того зверя, который дремлет, притаившись в потемках души современного человека, это не христианская свобода. В праве она не означает свободы безнаказанно обижать других людей, если это специально не воспрещено уголовным законом. В политике она не означает свободы куражиться над подвластными, или же покупать и продавать избирательные голоса. В экономике это конечно не свобода наживы всяческими путями, если только они технически ведут к обогащению. Не доверяя такой свободе, а также «вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе, чтобы поработить нас» , христианство стремится создать и настоящую свободную личность и настоящее свободное общество.

Вне христианства формула равенства может иметь два смысла. И оба они неудовлетворительны. Первый эмпирическое уравнение, равенство не всечеловеческое, а общечеловеческое: равнение не на лучших, а на худших. Берутся все люди. Все выделяющееся отбрасывается. Как общечеловеческое оставляется только то, что является фактически общим у всего фактического человечества. Такое уравнение, очевидно, уничтожает всякую иерархию, понижает все уровни и в общественном мире стремится к тому, что по закону энтропии происходит в физическом мире, в котором необратимые процессы, тоже основанные на понижении всех уровней, ведут к вечному покою, оцепенению и холоду. Как сильны традиции и тенденции натурализма, при котором человек отдается природе, в руки ее предавая и дух свой, как нельзя лучше явствует из замечающегося в современных демократизованных обществах стремления к уравнению вниз, равнению на рабочих, и притом только мускульных, на крестьян, и притом беднейших, стремления опустить все высшие уровни и таким образом привести и человечество к вечному покою смерти. Во время великой революции Парижская коммуна постановила снести даже все колокольни, ибо, «господствуя над другими зданиями, они противоречат принципам равенства».