Человеческая жертва

Человеческая жертва состояла в том, что одни люди ради Бога убивали других людей — обыкновенно сожигали их, иногда предварительно их закалывая: «и простер Авраам руку свою, и взял нож, чтобы заколоть сына своего» . Христианская же жертва бескровная. Она творится «не с кровью козлов и тельцов» . И творится она в воспоминание добровольной жертвы Богочеловека, отдавшего свою, а не чужую жизнь, и не за себя, а за человечество.

Философия образует промежуточную область между религиею и наукою. Это уже не религия, но еще и не наука. И обратно. Это уже не наука, но еще и не религия. Философию можно было бы определить как свободную веру. Религиозная вера, особенно если она носит вероисповедный характер, не может быть вполне свободна, ибо она связана догматом и авторитетом — авторитетом откровения, а сверх того нередко и авторитетом учащей церкви. Наука тоже не может быть вполне свободна, ибо она связана фактами, явлениями, вообще эмпириею. Ее эмпирия, конечно, находится или должна находиться во власти наших познавательных средств; она всегда может быть контролируема умом исследователя. Но в свою очередь и она его контролирует. Она сдерживает и ограничивает научное творчество. Она исключает то, что в XVII веке называлось intellectus sibi permissus. В науке наш ум не может задавать себе пирушек, чему по собственным словам предавался Платон, философствуя о государстве. Философия же — это область безграничной свободы человеческого ума. Он не связывает себя здесь категориями действительного или необходимого. Его категория в философии это возможное. И всякая философская система это, как заметил Хр. Вольф, Сочетание совозможностей.

Однако, философская свобода содержит в себе и опасность, правда, прекрасную, как выражался Платон, но все-таки опасность. Это именно опасность беспочвенности, приводящей или к фантазерству или к фразеологии, к замене, как говорил Лейбниц, соломою терминов зерна вещей. Сколько раз, благодаря этому, философия вырождалась в праздное мудрословие, вполне оправдывающее замечание Канта «в философии можно смело болтать всякий вздор», а также определение Вольтера: «когда один говорит и не понимает того, что говорит, а слушающий его делает вид, что понимает, то это и есть философия». Вот тут-то и спасает философию то, что теперь принято называть ее «ориентациею». Ориентируясь или на религию или на науку, философия, нисколько не теряя свободы, приобретает более или менее прочный фундамент для своих построений.